…рассеянная зыбь занавески…
на рассвете оторвался от пола и от
преследования:
высота валилась из окон —
рассыпающийся
белый смех
…призрачные руки легли на голову,
беззвучно возник лик – губы как семя
Свело высоту с ума и вонзило мне в сердце!
Время дрожало сетью разорванной,
сухой саранчой свилось —
легло в ладонь.
Теплый привет, теплый жест.
Колдовала смерть над колыбелью.
Важничал кот намевая мрак.
Ты спала алым чувством бессмертия
2 ноября 1999Медленный поезд…
Медленный поезд недели
Медленней времени ползли облака, застревали
в прошлом.
Металлическая гадюка рассвета – голова кружилась,
и пахло неоном
Барьер памяти. Кафе. Столики.
Полдень разрезавший зеркала.
Прялка ткет безумие в тишине. Металлические
куклы в сердцах,
собачьи шкуры газонов – головы кружились
и шаги звучали —
неслышные, легкие – горы пахли прохладой
Город, отлившийся в зеркала и принявший нас
Звезды кисли, ныли как зубы
(волки теряли наши следы)
Забинтовали небо как голову – в госпиталях пахло
счастьем, будущим
и кости обрастали новой плотью
Пришли новые дни
Ночь. Чешуя усыпавшая крыши, кромки волн.
Забили насмерть этого зверя
2 марта 2007Терновая тишина…
Терновая тишина скал.
Море, обретшее бессмертие…
Кузнечики пряли тишину и ветер, или зной,
шевелился в соломе, в мыслях
Кипарисы реяли синевой, памятью —
чувства болеют оспой, свежей известкой домов.
Шаманы сбились, считая время.
Туман прикарманил солнце как сырую
жемчужину, и твои глаза обдавшие счастьем!
Перешептывались птицы с часами.
Часами тянулось это нашествие
Ты был одинок как позор…
Сошедший с безумного поезда:
вот и все, капитан. Желтый, жестяный дым. Голос
матери. Покинутый город среди бессмертия.
Верблюды, отразившиеся в зеркале,
словно во сне: их глаза
излучали Плеяды
День пахнет Вселенной…
Треск сгорающих мошек или разрываемой марли.
Творимый сигаретами зной. Танец тростника на
закате…
Памятники грезящие городом. Летняя игра:
воробьиное «смейся!» вслед каблукам. Пытался
вспомнить вкус вселенной ставшей яблоком…
муравьи о чем-то шептали, мучительно шевелясь
в ночных скалах. Ты дышала моими снами.
Развешивала молнии на ветвях.
Был запахом змей, скользкой рукой
случая
Ветер и зной – антихрист полей.
Летучая мышь трепетала бессонницей:
дерево расцветало в зеркале, вглядываясь
в рассвет. И четыре танка вечности.
Ты приходила к моим окнам, но была зарею.
Серебро таяло на губах… твой мальчик полный
имен:
Ветер шлифующий зеркала.
Взгляд лишен звезд, запахов жженых зерен.
Пастух был сладкой болью замеревшей в поле.
Дни высились, посетив нас. Вечен город,
присвоивший Твое имя.
Великое безмолвие Озер.
Ответь мне степь одеялом – сухим языком молчания
Листопадом. Ливнем. Глубокими голосами старух.
Ночной каучук и тьма – королева мыслей.
Мертвая змея языка: деревья беременны
бессмертием
Полумиллионная тишина…
26 августа 2000Синева
Синева
Цикады продолжающие свой расстрел
Местные проститутки. Бары. Автомобили грезят
в тоске неона, жизнь зовет за собой. Мародеры
обшаривают будущее. Гуляют проститутки. Воры.
Мой шпион, мой любовник. Убитый. Смеющийся
оборотень – а я не узнал,
не успел
Хладнокровие зеркал. Мудрости.
Тоски навалившейся на плечи. Взбешенный синевой
ангел (не успел понять песни соловей – синева
укутала плечи)
Я тебя не узнал, помахал рукой
Речная гниль. Набитый самолетами аэропорт:
заложники лежали забытые в травах – жизнь нас
любила, душила
легли на одну постель, и лодка отчалила тихо
оттолкнув тишину
2 марта 2007Меланхолия
Города подбирали наши лохмотья:
пятились звери от серебра, вошедшего в нас
Отражения, истлевающие как мысли о конце
горизонта. Конце света: вычерпал будущее —
остался ни с чем
Осклизлый огонь на поленьях
Ангел вывихнул ногу – улыбнулся устало.
Молнии сторожат синеву, колокол терпеливо
теребит ветер. Вечер тих, светел.
Заря пропахла кукушкой.
…луч упал на стул,
солнечный зайчик копнул потолок —
день был высок. Строен
как девушка. Спокоен.
Как вечность за околицей:
в поле
02 марта 2007Золото
в любовь впивались липкие пчелы —
в открытые окна,
в беззащитное лето
холодный призрак вливался в тело, лезвие блестело
в лунной наготе
В город вошли санитары, ангелы заполнили зеркала
Призрак влюбился в чуткую плоть, сюрреализм
стакана тускло сиял
Веяло покоем от стен дома
В нищих сердцах, жилищах.
Жалось время к стенам, кралось
к окнам: май прогнул ставни, спрыгнул
на тротуар
Пальцы теребили купюры, губы.
Воловья нора метро. Натертая шея.
Покупали жетоны. Спускались в ад.
Золото уравнивает шансы: стояли у стены,
ждали расстрела, синевы – ветер облизывал тело,
солнце ждало любви – и воздушные поцелуи
настигли, повалили снопы в небо
3 марта 2007Город пахнет сгоревшим временем…
Город пахнет сгоревшим временем.
Зыбью миражей, марихуаной.
Зуд радиостанций, насекомых, волны
накатывающие на меня —
марево жара в улицах
Сонные голуби, забегаловки. Мягкая энергия
мертвецов. Любовь в полосе отчуждения находит
будущее, тлеющее в нас —
насколько хватит моей тревоги, памяти
Ван-Гог собирающий колоски. Камни.
Меняю солнце на отчаяние, соленую даль гор…
Треснувший закат обезглавливает половину неба.
Городские кочевники, заложники – полуголая ночь
сжигает улицы, шелестящий лепет по следам облав.
Знобило в маршрутке, мело тополями скуку —
мы стали морем, временем полным соли
Овод проникший в голову. Нежная роза в пустыне —
в лихорадке радиоволн танцевало время, полуголый
хамсин в песке языка…
мой город расцвел в плодородной дельте – ручьи
стекали по коже, и казалось бездной счастье
пущенное под откос
Тело внутри меня, внутри коридора. Глубина моря…
цикады штопают синеву, благоухают позывные:
мажут небо ласточки-маляры
Непосильно время —
заваленное дорогами, талисманами.
Ангел с соломенными ключами, сердцем бродяги.
Слегка подташнивает от лихорадки,
воды с привкусом прошлого: сижу на корточках
с оружием – бесполезный в такой
глубине
Полный утраты дом. Полный смерти корабль.
Коршуны растаскивают мясо, сокровища.
Парки беременны одиночеством – птицы свернули
нам шеи. Рекламы напекают спины заговором серых
технологий…
Маяк, бросивший якорь в пустыне.
Тлеют деревья вдоль дороги, мир моего безумия,
сияния —
чайки грабили синеву солнце тела —
Конец ознакомительного фрагмента.